Олег ФИГОВСКИЙ: Я давно знаком с проф. Малинецким и даже часто дискусцировал с ним:

Споря с профессором Малинецким (2012 год)

Записки полупостороннего

Проф. Олег Фиговский,

академик EAC, РААСН и РЕА,

главный редактор журналов SITA (Израиль) и RPCS (США)

Профессор Георгий Малинецкий в новом номере журнала «Знания – сила» прокомментировал мою статью о подготовке инновационных инженеров, в которой он пишет, что «наше восприятие других людей играет с нами злую шутку, о которой прекрасно знают специалисты по возрастной психологии. Мы очень точно оцениваем возраст ровесников, их возможности и достижения. Однако о возрасте и состоянии людей других поколений мы судим „очень приблизительно“, говоря словами Карлсона, который живет на крыше. Мы интуитивно считаем, что младшие – примерно такие же люди, какими мы были в их возрасте. Требуется определенные усилия, чтобы избавиться от этих иллюзий и взглянуть в лицо реальности. Пишу об этом потому, что самому с этими иллюзиями мне расставаться было нелегко и грустно».

И далее Малинецкий приводит пример, что на факультете ФН-2 МГТУ имени Н.Э. Баумана студенты 6 курса даже не знают закона Ома, который неоднократно фигурирует в статье Олега Фиговского, как пример общего математического подхода к весьма разнообразным явлениям. Профессор Малинецкий с горечью констатирует, что «это не курьез, и не анекдот. Это типичная ситуация. Результат образовательных реформ, которые лихорадят наше общество уже два десятка лет. Чтобы с этого уровня выйти на уровень настоящего инженера, серьезного профессионала, нужно пройти огромный путь. И пройти этот путь надо будет самому, после окончания учебного заведения. Доступно это немногим. В Израиле умеют „возиться“ со своими детьми. Страна небольшая, поэтому детишек отбирают, предлагая им методики, позволяющие определить их интеллект (классический тест IQ на ассоциативное мышление, способность быстро делать простые вычисления). И тех, кто показал сильные результаты, выделяют, поддерживают, предлагают им продвинутые курсы, участие в творческих конкурсах внутри и вне страны, держат в сфере внимания. Например, математику в этой стране школьники могут изучать на 10 различных уровнях. На каждом уровне человек может получить «пятерку», которая порадует его и родителей. Но это будут разные «пятерки», учитывающие способности и возможности ученика, вложенный им труд. Далее соответствующие государственные структуры заботятся, чтобы эти дети поступили в лучшие университеты на нужные стране специальности. Именно они и станут инженерами, изобретателями, пойдут в армию, в разведку, в государственный аппарат на должности, требующие высокого интеллекта и работоспособности. И все это сделано, организовано и реализуется в основном выходцами из России. Люди, освободившиеся от удушающей бюрократической рутины, которым позволяют делать свое дело «по уму“, способны на чудеса. И успехи Израиля в секторе высоких технологий убедительно это подтверждают. На эти темы О.Л. Фиговский готов говорить часами, мечтать о том, что рожденное в сфере образования СССР, что реализовано в лучших школах нашей страны, блестяще скопировано и развито в Израиле, станет нормой и типичным явлением, а не счастливым исключением в новой России, замечает профессор Малинецкий. Пока же происходит ускоренная деградация, снижение уровня, стандартизация и упрощение среднего образования России. Из тех, кто приходит в вузы, выращивать полноценных инженеров становится все труднее. Несколько лет назад заведующий кафедрой физики Московского физико-технического института высказал мысль, что для того, чтобы сколько-нибудь нормально учить физике, на Физтехе надо добавить еще один год, в течение которого поступившие ребята будут всерьез осваивать элементарную физику и математику, доучивать то, что не освоили в средней школе».

Далее он приводит пример ситуации на факультете вычислительной математики и кибернетики (ВМК) в МГУ им. Ломоносова, где «все в порядке – конкурс высокий, шансы получить хорошо оплачиваемую работу после окончания тоже велики. После первых двух курсов, как шутят сами студенты, они получают специальность „слесарь-программист“ и идут работать на неполную рабочую неделю в различные компьютерные фирмы и немного подучиваются. Преподаватели стараются читать лекции в основном по продвинутым американским учебникам. До того чтобы написать свои, как-то  руки не доходят. И внешне все отлично. Но… многим вещам, которые появились в этой области, просто не учат. То, что необходимо многим «инженерам-программистам», тоже остается за кадром. И по-прежнему готовят нечто среднее между инженером и исследователем. Обычно получается ни то, ни другое, а что-то  третье. Недавние выпускники иногда сравнивают себя с морскими свинками – не морские и не свинки. Эта проблема типична и для многих других университетов. И ребята есть отличные, и первые места на мировых конкурсах занимают. Но как-то  программная отрасль у нас не сложилась. И среди причин этого образование занимает не последнее место. Так что до индусов нам еще идти и идти. О.Л. Фиговский ту же мысль иллюстрирует на примере подготовки материаловедов. Материаловед-исследователь – важная профессия; инженер – специалист по материалам тоже (в экономике развитых стран таковых требуется в 10 раз больше, чем исследователей). И вновь, в большинстве российских вузов готовят нечто среднее – и инженер и исследователь в одном флаконе… И это очень болезненно сказывается на нашей экономике. Посмотрите, как часто у нас перекладывается асфальт и красятся дома. Заметка для инженеров – в Китае протяженность сети шоссейных дорог ежегодно растет на 15%, у нас – на 0,3%. Коэффициент 50 – почувствуйте разницу».

И далее профессор Малинецкий констатирует, что «нам еще много что стоило бы узнать у “полупостороннего» – Олега Львовича Фиговского и послушать его советы. Например, мне было бы интересно понять, как была организована работа с инновациями и координация научных исследований и инженерных разработок в Госкомитете по науке и технике СССР (ГКНТ), где когда-то  работал и профессор Фиговский. В нашей Минобразине как-то  координации не видно, 80 ведомств заказывают исследования на государственные деньги, никак не соотнося свои планы, результаты и стратегии друг с другом. Все как-то  ближе к развалу и «рынку, переходящему в базар». Поэтому здесь есть чему учиться и у предшественников, и у зарубежных коллег. О.Л. Фиговский – лауреат премии «Золотой ангел». Эту награду присуждают инженерам, имеющим более 500 патентов, 80% которых куплено крупными фирмами. Это означает, что он не просто изобретал, а делал именно то, что нужно, что будет востребовано. И понять логику его инженерного творчества, его «кухню» было бы очень интересно и важно. Особенно молодым инженерам. Про это интересно бы и поговорить, и почитать. Обычно ученые и писатели считают, что самое главное, важное и интересное у них впереди. Думаю, что-то  же самое относится к «советам полупостороннего“, которые, к счастью, взялся давать О.Л. Фиговский».

Хотя профессор Малинецкий и считает образование в СССР весьма успешным, с этим трудно согласится в целом. Профессор Дмитрий Калихман указывает, что высокий уровень образования «советской элиты» скорее миф, чем реальность: «Подбор кадров в большевицком* правительстве шел по какому угодно принципу — кроме одного: уровня образования и профессиональной пригодности. В коммунистической системе студент-недоучка Н.И. Бухарин мог стать действительным членом Академии наук СССР, а имевший 5 классов образования первый заместитель Председателя Госплана СССР Эммануил Ионович Кнорринг (1888-1937) – доктором экономических наук. Ни в одной цивилизованной стране мира такое немыслимо. Для сравнения приведем лишь несколько примеров. В царствование Александра III пост министра финансов России в 1887-1892 гг. занимал выдающийся ученый, один из основоположников теории автоматического управления, академик РАН Иван Алексеевич Вышнеградский (1831-1895), происходивший, кстати, из семьи священника. Председатель Совета министров России в 1906-1911 годах – Петр Аркадьевич Столыпин с отличием закончил физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета, а  в 1911 году, после его гибели, на этот пост вступил Владимир Николаевич Коковцов, окончивший с золотой медалью Александровский лицей. Кроме всего прочего, любой из государственных деятелей предреволюционной России имел не только высококачественное образование, но и серьезный опыт работы на различных государственных постах».

Русское дореволюционное высшее образование не было лучше английского, немецкого или французского. У нас просто не было таких традиций. Первый в России Московский университет был основан императрицей Елизаветой Петровной в 1755 году, тогда как Оксфордский университет в Англии – в 1096 году, Сорбонна во Франции получила статус университета в 1215 году, а Гейдельбергский университет в Германии был основан в 1386 году. В России первые профессора были сплошь иностранцами, и вклад таких ученых, как, например, немецкого математика Леонарда Эйлера и швейцарского физика Даниила Бернулли, в развитие отечественной науки неоспорим. Правильно говорить о том, что русская научная школа была дочерью европейской.

После Октябрьской революции выехали за границу многочисленные представители точных наук, например, выдающийся инженер, изобретатель  телевидения Владимир Зворыкин, один из основоположников прикладной механики Степан Тимошенко, экономист Сергей Прокопович, авиаконструкторы Игорь Сикорский и Александр Прокофьев-Северский.  Сражался в рядах Добровольческой армии на Юге России и покинул родину один из основоположников науки об авиационных двигателях Алексей Лебедев. Вместе с армией генерала Врангеля уехал в Белград известный ученый-теплотехник Георгий Пио-Ульский. В 1930 году не вернулись из заграничной командировки выдающиеся ученые-химики, академики Алексей Чичибабин и Владимир Ипатьев, покинули Родину тысячи других ученых и инженеров. Выехавший из СССР в 1925 году Василий Васильевич Леонтьев (1905-1999) стал в 1973 году лауреатом Нобелевской премии по экономике.

Вот как описывает атмосферу тех лет Василий Эмильевич Спрогге, окончивший перед революцией Институт инженеров путей сообщения и работавший на многочисленных стройках первых пятилеток, включая Днепрострой.

«Весьма странным в это время было положение представителей профессиональной интеллигенции, главным образом инженеров. Мы, так называемые спецы, вели двойную жизнь. С одной стороны, в наших технических бюро мы пользовались уважением, имели авторитет и часто большие полномочия. Мы были окружены воспитанными и образованными людьми. Вмешательство партийных элементов в жизнь и работу было лишь спорадичным и переносилось нами как неприятное, но стихийное, от Бога или природы обстоятельство. Что-то вроде холодного дождя или слякоти на улице. Бывало, иногда налетали циклоны и смерчи, как, например, „Шахтинское дело“, но кто из живущих у подножия вулкана думает постоянно о возможности извержения? Некоторые из нас имели к тому же интересную и захватывающую работу, как это было со мной. Даже оплата труда – правда, только на более высоких постах – стала к концу 20-х годов сравнительно приличной. Но стоило выйти из дверей своего учреждения, сесть на трамвай и прийти домой, как все изменялось радикально. Белый воротничок выдавал вас. Показывал, что вы принадлежите к обреченному классу, к «паразитам», «недорезанным буржуям». Вас толкали и оскорбляли на каждом шагу. Озлобленный и разочарованный пролетариат, получивший вместо «социалистического рая“ только новые цепи, срывал свое негодование на вас. Этому способствовала коммунистическая пропаганда, ищущая козлов отпущения».

Места репрессированных и выехавших за рубеж ученых начали занимать выдвиженцы, увенчанные дутыми учеными степенями и званиями, понижая и дискредитируя тем самым их сущность. Так, например, место выдающегося биолога, академика Николая Ивановича Вавилова (1887-1943), умершего от голода в саратовской тюрьме, занял шарлатан Трофим Денисович Лысенко (1898-1976), окончивший в 1925 году заочное отделение Киевского сельскохозяйственного института и бывший абсолютным невеждой в области генетики и селекции растений…»

В июле 2012 г. в Москве состоялись дебаты на тему «Глобальное образование». В рамках дебатов спикеры обсудили следующие вопросы: Удастся ли реализовать программу в России? Можно ли успешно применить международный опыт имплементации аналогичных программ? Вернутся ли молодые специалисты после обучения на родину? Смогут ли они изменить страну к лучшему, применив свои передовые знания?
В начале дебатов 91% гостей проголосовала «за» эффективность программы «Глобальное Образование». По окончании дебатов мнение аудитории изменилось. В ходе дебатов команда «против» признала, что программа нужна для России, но ее реализация неизбежно связанна с многочисленными рисками. Им удалось изменить мнение 6% аудитории.
«Студента не обманешь, он едет туда, куда он привык ехать за последние 10 лет. Соответственно, если завтра будет собрана лучшая команда преподавателей, студент всё равно будет продолжать ехать туда, где он привык, что будут собраны лучшие студенты. Значит, что он приедет сюда только лет через 5-10. А картина, на мой взгляд, у нас выглядит катастрофически», считает Сергей Воробьёв, председатель совета директоров Ward Howell.
Сергей Гуриев, ректор Российской экономической школы, замечает: «В чём важный элемент того, что люди, уезжающие за границу, возвращаются с чем-то  другим, чему мы не можем их научить здесь? Как раз в том, что они начинают верить в то, что всё возможно. Можно жить не по лжи. На самом деле, и в Америке, и в Англии, и в других странах есть много проблем с моралью и с этикой, но у людей есть социальный капитал, совсем другой, чем в России. Люди верят в то, что существует другая жизнь. Люди верят в то, что можно строить эти отношения на принципах меритократии и конкуренции. И вот это – то, чего не хватает у многих людей, которые опускают руки здесь и сейчас в России».
Глубокий анализ состояния науки в России сделал доктор Михаил Зеленский (ИЭМ РАН), который отмечает, что «абсолютное количество научных публикаций не отражает в полной мере „научную обстановку“ в стране, поскольку сильно зависит от численности населяющих ее людей. Похоже, именно относительные показатели – число научных статей в год на душу населения (Articles Per Capita, APC) и ежегодное изменение этого параметра (также в пересчете на душу населения, DAPC) – наиболее точно соответствуют интуитивному представлению, насколько данная страна «насыщена наукой» (или соответствует «африканскому» уровню с примитивной экономикой). Рассматривая диаграмму в координатах «число научных статей в год на душу населения – прирост числа статей в год на душу населения – абсолютное количество публикаций» он делает вывод, что «прежде всего, в глаза бросаются два научных сверхгиганта – США и Китай. Треть всех мировых публикаций приходится на эти две страны. А впятером США, Китай, Великобритания, Германия и Япония дают уже половину. Наконец, 31 страна в сумме выдает на гора 90% мировых научных публикаций, и в самой серединке этого «списка 31“, на 16 месте, притаилась Россия.

Что касается системы относительных координат, то почти все страны довольно уверенно группируются в два крупных кластера, которые можно условно обозначить как страны с развитой и с развивающейся наукой. В “развитые» страны с APC´10⁴ = 20±10 и DAPC´10⁴= 1,5±1,0 попала вся Западная Европа, Северная Америка, Австралия и Новая Зеландия (неудивительно); страны Юго-Восточной Азии – Сингапур, Гонконг, Тайвань и Южная Корея; а также Чехия, Словения, Хорватия и (кто бы мог подумать!) Эстония. Особняком стоят три государства: Швейцария с максимальным в мире удельным числом в 40 статей на 10 тыс. человек, Исландия с максимальным годовым приростом DAPC´10⁴ = 3,3 статьи на 10 тыс. человек, и – неожиданно – Япония, которая при общих крупных размерах имеет очень низкий прирост DAPC´10⁴ = 0,1. Всего в развитом кластере 33 страны.

Гораздо ниже и левее находим кластер «научно-развивающихся стран» с APC´10⁴ = 2,5±2,5 и DAPC´10⁴ = 0,25±0,25. Средние относительные координаты стран этого кластера в 6-8 раз ниже кластера «научно развитых стран». Здесь группируется 139 стран, в том числе Китай, который при довольно скромных относительных координатах выбивается в лидеры за счет огромных размеров. Половина научной продукции левого кластера в 2010 году пришлась на Китай, тогда как остальные 138 стран в сумме (включая все страны Африки, Латинской Америки, а также Индию, Турцию и Иран) с трудом «наскребли» на вторую половину.

Правый «развитый» кластер приближенно описывается линейным уравнением трендаDAPC = 0,046´APC, тогда как левый «развивающийся» имеет тренд DAPC =                                                            0,11´APC. То есть развивающиеся страны действительно развиваются несколько быстрее – догоняют. Совокупность обоих трендов можно назвать «главной научной последовательностью» стран мира. Однако существует еще одна группа стран, расположенная вблизи оси абсцисс, с очень малыми или отрицательными приростами DAPC и с уравнением тренда DAPC = 0,009´APC. Увы, Россия находится именно там.

Относительный годовой прирост публикаций на душу населения DAPC в России составляет лишь 0,013 статьи на 10 тыс. человек и устойчиво сохраняется на этом уровне в течение, по крайней мере, 15 последних лет. Это в 20 раз меньше, чем в среднем по «развивающемуся кластеру» и в 100 раз меньше стран с «развитой наукой“. По этому параметру мы близки к братской Украине, но также и к Венесуэле, Бангладеш и Буркина-Фасо. Да-да, полузабытое выражение про то, что Россия – это Верхняя Вольта с ракетами, увы, находит новое подтверждение».

Далее Михаил Зеленский делает вывод, что даже «оккупация и война с большим количеством жертв (Ирак), конфронтация почти со всем остальным миром (Иран), распад государства, гражданская война и иностранная агрессия (бывшая Югославия), огромные запасы нефти (Саудовская Аравия, Ирак) или другого сырья (Австралия, Канада), тотальная бедность (Египет, Нигерия), отсутствие природных ресурсов (Сингапур, Гонконг), авторитарный режим (Китай) или полная диктатура (Ливия) и даже низкая зарплата (Армения) не помешали этим странам не только принять участие в мировой научной гонке, но многократно увеличить за последнее десятилетие выход продукции – статей в peer— reviewed journals. Даже Буркина-Фасо (бывшая Верхняя Вольта) подняла свое относительное присутствие в мировой науке за 14 лет более чем в 4 раза. Достойный пример для подражания подает Нигерия, с которой в последнее время стало модным сравнивать Россию: впечатляющий рост публикаций в 4,5 раза за 10 лет при довольно заметном абсолютном количестве (около 4500 статей в 2010 году) и средней цитируемости (вдвое выше российской).

А что же мы? А ничего. Великая Россия, наследница сверхдержавы, имеет суммарный прирост публикаций за 1996–2010 годы всего лишь 18% и занимает в абсолютном выражении скромное место чуть ниже крошечного Тайваня (территория в 650 раз меньше и население в 15 раз меньше нашего). Вплотную к нам подкрадывается соседняя Польша. Вот уж действительно стабильность так стабильность!

Почему же в России в спокойное и довольно сытое время публикационная активность ученых почти не растет? Скорее всего, здесь несколько причин, о чем уже было сказано всё, что только можно сказать. «Феодальная» система: распределение ресурсов сверху — сначала своим, затем достойным. Недооценка роли современной науки: «удовлетворение любопытства за счет государства» не кажется начальству серьезным делом и воспринимается скорее как хобби. Отсюда отсутствие в российской науке как реального кнута, так и реального пряника.

Если людям высокой квалификации платят несправедливо мало, это сигнал: ученые стране не нужны. По данным совместного исследования Высшей школы экономики и Центра международного высшего образования Бостонского колледжа, из 28 исследованных стран мира на всех континентах только в России у профессора или ученого высшего ранга зарплата оказалась значительно меньше, чем ВВП на душу населения по паритету покупательной способности».

Рассматривая тренд развития науки в России, Михаил Зеленский прогнозирует, что скорее всего в стране продолжится медленный рост абсолютного числа публикаций, но на фоне взрывного роста в остальном мире будет происходить снижение относительной доли. Научная звезда России будет постепенно клониться к горизонту, и светить всё более тускло на фоне ярких восходящих звезд. К 2018 году, к тому счастливому времени, когда научные фонды достигнут 25 млрд рублей и зарплата ученых увеличится «вдвое по сравнению со средней по промышленности», доля России в мировой научной продукции составит скромные 0,8% опубликованных работ. По абсолютному числу публикаций нас догонит бананово-лимонный Сингапур и оставят далеко позади Турция, Малайзия и даже Румыния и Польша. По-видимому, Россия сохранит заметные позиции на уровне 2–3% в традиционных областях — математике, физике, химии, науках о Земле. Если же за меру реального вклада в науку принимать число цитирований, которое для российских статей вдвое ниже среднемирового уровня, то наша доля в 2018 году составит жалкие 0,4%. Россия практически исчезнет с научной карты мира».

Мне трудно комментировать это авторитетное и аргументированное мнение Михаила Зеленского. Хотя имеется вполне «свежее» доказательство его правоты. Так, 31 июля, газета «Известия» опубликовала сообщение о том, что финансирование трех фондов, поддерживающих исследования в области точных и гуманитарных наук, может оказаться под угрозой. Заметка была озаглавлена «Правительство приостановит финансирование всех научных фондов». Несмотря на то, что общее финансирование фондов гораздо меньше и бюджета РАН, и денег, которые выделяются Министерством образования и науки, фонды весьма популярны в научной среде. Это объясняется тем, что их небольшие (около полумиллиона рублей в год на проект) гранты обычно получают рядовые научные исследователи, а не директора институтов или звездные «иммигранты». Угроза существованию фондов оказалась, к счастью, мнимой. Судя по всему, люди, пишущие о российской науке, настолько привыкли ко всяческим сокращениям и упразднениям, которые выпадают на нелегкую долю отечественных ученых, что с готовностью дуют на воду. Тем более тогда, когда это сулит громкий заголовок.

Похоже, даже людям далёким от науки стало понятно, что научная бюрократия очень далека от науки. Декларируемые названия фондов давно уже отражают лишь «бизнес-площадку», на которой и ведёт свой бизнес, чаще всего очень далёкий от заявленных целей определенная «научная группировка», в которой нет ни Курчатовых, ни Эйнштейном, ни Планков. Это гораздо более нечестный способ ведения дел, чем открытый бизнес. «Научный» бизнес наносит огромный моральный вред, т.к. отношение собственно к науке в обществе катастрофически падает (см., например: Нано или новый способ мышления, Непричёсанная физика и «частица Бога»). Ревизия дел этих фондов, также как и уже РОСНАНО и Сколково крайне необходима, чтобы вернуться к самим заложенным в их названиях идеям. Хотя это крайне сложная работа, требующая профессиональной экспертизы, а «независимых» экспертов может подсунуть сама наша научная бюрократия.

Естественно это не способствует и возрождению науки в России, и появлению большого количества молодых ученых; так, профессор МГУ В.М. Липунов утверждает, что «сейчас в России активно работает не более тысячи молодых ученых. А работающих на мировом уровне, с учетом которого и строится наш рейтинг, не более пары сотен. Дело в том, что информация о рейтинге была разослана по базе данных Соросовского фонда поддержки фундаментальных наук, а это около десяти тысяч адресов – студентов, аспирантов, доцентов, профессоров. Поэтому я утверждаю – что наш рейтинг – представляет собой статистически полную картину молодой российской науки! И так, каковы же причины столь безрадостной статистики? Понятно, что именно ученые этого возраста (до 35 лет) страдают больше всего от неурядиц нашей экономики – большая их часть ушла в бизнес, а другая, то же немалая оказались на западе. Кстати, повторю то, что мне кажется было огромной ошибкой – интеллектуальный «товар“, образование и профессионализм был бесплатно подарен и без того богатым интеллектуально и экономически развитым странам. Это был настоящий грабеж среди белого дня. (Я уточню, что есть огромная разница между ученым работающим по-контракту временно и ученым уехавшим навсегда…) Молодежь талантливая, пытливая, трудолюбивая воспроизводится пока в России. Надо дать ей шанс. Надо поддержать, обнадежить тех, кто активно работает и связывает свою судьбу с судьбой Родины, бросать которую в тяжелую минуту – негоже».

Профессор Липунов не очень надеется на Российское государство и призывает промышленников и банкиров стать русскими меценатами, к которым он обращается со словами: «Помогите молодым и талантливым! Россия может быть только просвещенной. Или — никакой! По моим профессорским наблюдениям, аномально-сильные ученые появляются (в вузах типа МГУ) со скоростью 1/ (20 лет*25человек). Этих людей мы обязаны поддержать!»

Но я отнюдь не уверен, что такими обращениями возможно реально изменить ситуацию в российской науке.

—–

* Орфография оригинала; нормативный вариант – «большевистском».